Тетя Маша

Омер Фарук Эрен

Застрять в лифте – всегда неприятность. Особенно если вы иностранец и не очень владеете русским языком. Люди, проходившие мимо по лестнице, не могли понять, в чем дело – или не хотели понять. Наконец, появился человек, который меня услышал. Тетя Маша позвала мою жену, вызвала лифтеров – в общем, вызволила меня из неприятной ситуации. Так мы с ней и познакомились. Тетя Маша – человек с добрым сердцем, готовый, несмотря на больные ноги, подняться на девятый этаж, чтобы позвать на помощь.

Ближе к лету я часто встречал тетю Машу во время прогулок с моим новорожденным сыном. Она собирала бутылки – в парках, на помойках. Однажды мы разговорились, и я спросил, как ее зовут. «Зови меня тетей Машей», - отвечала она. Мое имя она выговорить не могла, поэтому решила звать меня просто «сыном».

Время летело быстро. Каждый день тетя Маша казалась мне похудевшей и немного грустнее, чем накануне. Она проводила время и здоровалась только со сверстниками. Эти люди словно сошли с пожелтевшей фотографии, чтобы еще раз посмотреть в прошлое со старой скамейки в сквере. Каждый раз, когда я здоровался с ними, они смотрели на меня с неподдельным удивлением в глазах. Приветствие существа из сегодняшнего дня удивляло этих людей и радовало одновременно. Большинство жило в одиночестве, не зная, чем занимаются дети и внуки, проводя дни в вынужденной изоляции, ожидая смерти. Каждый день они перезванивались, так как в большинстве случаев никому не было дела даже до смерти этих людей. Так они и жили, опираясь на трости (единственная опора в жизни), дожидаясь вечера. Некоторые, как тетя Маша, уже заказали себе могилу. Тетя Маша хотела лежать рядом с мужем. Она даже показала мне фотографию этой могилы, чтобы я мог впоследствии при желании без труда ее навещать.

Однажды вечером, возвращаясь с работы, я встретил тетю Машу в подъезде. Лицо ее было в синяках. Я спросил, что случилось, была ли она у врача? Она заплакала, не успев выслушать меня до конца. Я тогда не знал, что был первым, кто задал ей этот вопрос, и подумал, что тетя Маша плачет от боли. Она упала с лестницы и старалась поправиться одна, как могла. Да и другого выбора у нее не было.

У нее не было детей, так же как не было родителей. Мужа-алкоголика тетя Маша потеряла семь лет назад в автокатастрофе – после четырех лет тяжелой болезни.

Она жила в плохо освещенной однокомнатной квартире. Никогда не отдергивала шторы. Словно не хотела видеть и показывать собственное одиночество и безысходность. У нее жили кошки, и был старый телевизор. Она очень боялась, что телевизор может когда-нибудь сломаться.

Детство тети Маши прошло в приютах. Мать умерла, когда ей было три года. Больше всего тетя Маша огорчалась, что не осталось фотографий матери. От прошлого осталась лишь карточка отца, снятая незадолго до гибели на фронте...

Двадцать пять лет тетя Маша проработала на кирпичной фабрике. «Ты не смотри, сынок, что я маленькая. Я каждый день разгружала по три грузовика кирпичей», – говаривала она с улыбкой. Она не знала, где родилась, так же как не знала, где умрет.

На всех фотографиях, снятых в приютах, тетя Маша улыбалась. «Жизнь редко улыбалась мне, но я всегда улыбалась жизни», – говорила она с грустной улыбкой, которая так шла ее лицу, покрытому сетью морщинок. Я кивал головой, словно понимал. Больше всего тетя Маша скучала по кофе и соленой рыбе. Самой большой проблемой для нее была забота о кошках. Она едва сводила концы с концами.

Однажды она предложила мне забрать у нее кошек. Я был вынужден отказаться, так как покидал Москву. Да и сама тетя Маша, должно быть, не смогла бы обойтись без своих друзей. Она проводила меня своей привычной улыбкой. Тетя Маша давно привыкла к расставаниям: «Даже если жизнь очень постарается, ей вряд ли удастся увидеть меня еще раз».

Сегодня каждая пустая бутылка, каждая бабушка, собирающая бутылки, напоминают мне о тете Маше. Я дал слово навестить ее – если она еще жива. Но если тетя Маша умерла, мне будет не трудно найти ее могилу: кладбищенская фотография до сих пор стоит у меня перед глазами, так же как улыбка тети Маши.